Сервис включен. Четырехзвездочные секреты подслушивающего официанта

Книга "Service Included" (в русском переводе — «Сервис включён») — это мемуары Фиби Дамрош, которая работала капитаном (старшим официантом) в открытии легендарного нью-йоркского ресторана Per Se под руководством шефа Томаса Келлера (автора "French Laundry"). Для профессионала ресторанного бизнеса с опытом работы в топовых ресторанах книга Фиби Дамрош «Сервис включён» (Service Included) представляет особую ценность. Надо начать с того, что это уникальный взгляд на элитный сервис изнутри. Книга детально описывает работу Per Se - одного из самых престижных ресторанов Нью-Йорка, созданного Томасом Келлером (владельцем The French Laundry).

Пролог: в преддверии званого пира

Нью-Йорк. Город, где мечты тонут в шуме метро, где амбиции сталкиваются с реальностью на каждом углу, где даже воздух пропитан конкуренцией. Именно здесь, среди стеклянных небоскребов и вечно спешащих толп, молодая Фиби Дамрош, выпускница престижного университета с дипломом, который пока не принес ей ни денег, ни счастья, ищет свое место в жизни. Она перепробовала уже многое — стажировки в издательствах, подработки в галереях, даже попытки писать — но ничто не цепляло ее так, как запах свежеиспеченного хлеба, доносящийся из дверей дорогих ресторанов.

Однажды, почти случайно, она оказывается у дверей Per Se — нового, но уже легендарного ресторана Томаса Келлера, храма высокой кухни, где ужин стоит месячную зарплату обычного официанта, а каждое блюдо — это произведение искусства. Фиби не знает ни правил сервировки, ни тонкостей подачи вина, но она чувствует: это ее шанс. Она приходит на собеседование в простой белой блузке и черных брюках, без макияжа, без пафоса, но с какой-то внутренней уверенностью, которая заставляет менеджера прищуриться и сказать: «Ладно. Начнешь с backserver. Посмотрим, что из тебя выйдет».

Так начинается ее путь в мир, где каждая деталь имеет значение, где салфетка должна лежать под углом ровно 45 градусов, где вилки сияют так, что в них можно смотреться, как в зеркало, а тишина между подачей блюд — это не пауза, а часть спектакля.

Часть Первая: Ученье – свет, и свет тот ярок до ослепления

Первые дни в Per Se напоминают не работу, а военные учения. Фиби выдают учебник толщиной с телефонный справочник — это меню. Но не просто список блюд, а целая энциклопедия: здесь описана не только каждая позиция, но и история ингредиентов, технология приготовления, даже имя фермера, вырастившего морковь для соуса. Она должна знать это наизусть.

Обучение начинается с основ: как правильно держать поднос (не выше плеча, не ниже пояса), как ставить тарелку (бесшумно, не задевая приборы), как подходить к гостю (с правой стороны, но никогда не справа от пожилого человека — он может испугаться). Ей объясняют, что официант в Per Se — это не просто человек, который приносит еду. Это актер, психолог, дипломат и даже немного шпион.

«Ты должна слышать гостей, — говорит ей наставник, суровый метрдотель с лицом, словно высеченным из гранита. — Не просто слушать, а слышать. Если гость в разговоре упомянул, что не любит розмарин, ты должна запомнить это и передать на кухню, даже если он забыл сказать об этом при заказе. Если он морщится, когда пробует вино, но говорит, что все в порядке, ты должна предложить заменить его. Если он смотрит на часы — значит, торопится, и темп подачи блюд нужно ускорить».

Фиби записывает все в блокнот, который теперь всегда с ней. Она учит не только меню, но и язык жестов гостей, иерархию среди персонала, даже то, как правильно дышать, чтобы не выдать волнение.

Особое испытание — family meal, ужин для персонала перед началом смены. Здесь нет места церемониям: повара, официанты, сомелье едят все вместе, шутят, спорят, иногда — дерутся. Фиби поначалу сторонится, но постепенно втягивается. Она получает прозвище «Новичок», потом — «Блокнот» (за вечные записи), а затем и более человеческое — просто «Фиби».

Часть Вторая: За кулисами роскоши, или Жизнь на острие ножа

Став капитаном – саном столь же почётным, сколь и обременительным в иерархии Per Se, – Фиби Дамрош ощутила на своих, ещё не окрепших в этой роли плечах, груз ответственности, сравнимый с весом серебряного супника, доверху наполненного крем-супом из белых грибов. Её станция – не просто группа столов, но целое микрокоролевство, где она была и режиссёром, и главной актрисой, и тонким психологом. Каждый вечер превращался в многоактный гастрономический спектакль, где Фиби вела гостей сквозь череду сюрпризов и откровений, шепча о терруаре вин, объясняя алхимию соуса, сопровождая подачу блюда краткими, но исчерпывающими комментариями, произносимыми с лёгкостью, скрывавшей часы зубрёжки. "Взгляните, сударыня, на этот торчон из фуа-гра," – голос её звучал ровно и убедительно, – "обёрнутый в хрустящий картофель, словно в драгоценный футляр. Шеф советует положить его на язык и дать растаять, не спеша, дабы ощутить всю палитру – ореховую сладость, лёгкую минеральность..." Гость внимал, заворожённый, а Фиби ловила мимолётное удовлетворение от безупречно исполненного ритуала.

Но за сиянием хрустальных бокалов и безукоризненной белизной скатертей, скрывался иной мир – мир титанических усилий, нервного напряжения и подчас абсурдных испытаний. Однажды на её станцию водворилась особа важная и капризная, прибывшая в сопровождении не чада или супруга, но плюшевого медведя внушительных размеров. "Моему Теодору необходим собственный стул," – изрекла дама, не допускавшая возражений. И Фиби, подавив внутренний смех и возмущение, с невозмутимостью статуи командует помощнику: "Стул для господина Теодора, немедленно. И салфетку, пожалуйста, изысканную." Медведь водружается на место, салфетка аккуратно повязывается ему под стеклянный взгляд, и служба продолжается, под сдержанные хихиканья соседних столов. Другой эпизод – капризный магнат, в порыве недовольства (вино показалось ему недостаточно температурным) швырнул льняную салфетку себе под ноги. Фиби, промелькнув между столиками подобно тени, подхватила оскорблённый предмет ещё до того, как он коснулся паркета, и с лёгким поклоном и улыбкой, в которой не дрогнул ни один мускул, предложила чистую. "Благодарю вас," – пробормотал господин, слегка смущённый её реактивной вежливостью.

Темная изнанка этого мира роскоши проступала и в ином: в жёстком, почти кастовом неравенстве. Сомелье, эти жрецы Диониса, купались в золотых дождях чаевых от дорогих бутылок, их карманы ломились от стодолларовых купюр, в то время как повара, истинные творцы чудес, проливавшие пот у раскалённых плит, получали скромную зарплату и лишь крохи от общего чаевого пула. Ассистенты официантов, эти невидимые труженики, сновавшие с подносами и уносившие грязную посуду, и вовсе влачили существование на грани. И над всем этим витала тень гендерного дисбаланса. Фиби – единственная женщина-капитан в этом мужском бастионе – постоянно ощущала на себе тяжёлые, оценивающие взгляды. Иногда это было скрытое недоверие: "Справится ли?" Порой – откровенное пренебрежение в кулуарах: "Девчонка, чего она понимает в серьёзном сервисе?" Но Фиби стискивала зубы, оттачивая своё мастерство до блеска, доказывая делом, что место её – здесь, у стола, ведущего в гастрономический рай. Её станция неизменно была безупречна, гости довольны, а чаевые – стабильно высоки. Это был её тихий бунт, её победа, добытая капля за каплей.

Часть Третья: Любовь меж бокалов и блюд

Воздух Per Se был особенным. Он был насыщен не только ароматами трюфелей, томлёного мяса и свежеиспечённого хлеба, но и электричеством стресса, адреналином вечной гонки, и чем-то ещё – тонким, пьянящим флёром возможностей. И вот, в этом особом микроклимате, среди вспышек плит и тихого звона бокалов, взгляд Фиби встретился с взглядом Андре. Он был сомелье – не просто подающий вино, но настоящий поэт терруаров, человек, чьи глаза, цвета тёмного шоколада, загорались особым огнём, когда он рассказывал о капризном Пино Нуар из Бургундии или о мощном Каберне с солнечных склонов Напы. Голос его, низкий и бархатистый, мог заворожить даже самого скептичного гостя, превратив дегустацию в захватывающее путешествие.

Их сближение было естественным, как сочетание устрицы и Шабли. Сначала – короткие перемолвки у стойки сомелье, пока Фиби ждала вино для своих гостей. Обмен улыбками, краткими замечаниями о капризности сегодняшних посетителей. Потом – случайные встречи в тесной комнатке для персонала, где можно было глотнуть воды и перевести дух. Разговоры затягивались. Андре рассказывал о своих поездках по виноградникам Франции, о стариках-виноделах, чьи руки помнят каждую лозу. Фиби делилась смешными и нелепыми случаями со своих станций. Они обнаруживали общую любовь к старым фильмам и дешёвой пицце в три часа ночи.

Их роман расцвёл, как нежный десерт после сытного ужина. Он был страстным, стремительным, наполненным остротой тайны. Их свидания часто происходили прямо в опустевшем после службы ресторане, под тусклым светом аварийных ламп, еще хранящем тепло плит. Они сидели, прислонившись спиной к холодному металлу холодильника, делились бутылкой нераспроданного вина (конечно, не самого дорогого, но от этого не менее вкусного) и куском сыра, припрятанного добрым поваром. Смеялись над абсурдными запросами гостей, спорили о том, какое вино лучше подошло бы к новому блюду шефа, мечтали о будущем, где, быть может, у них будет свой маленький винный бар. Их связь была соткана из общих шуток, понимания специфики безумной ресторанной жизни и взаимного притяжения, которое казалось неодолимым.

Но, как и любое изысканное блюдо, их отношения имели сложный, многогранный вкус, где сладость соседствовала с отчетливой горчинкой. Жар кухни и зала стал жаром ревности и амбиций. Андре был душой компании, любимцем и гостей, и персонала. Его обаяние и профессионализм приносили ему львиную долю чаевых и восхищённых взглядов. Фиби же, достигшая статуса капитана упорным трудом, была перфекционисткой, погружённой в свои обязанности, её карьера стремительно шла вверх, и это не могло не задевать мужское самолюбие Андре. Он начинал подшучивать над её "капитанской важностью", она раздражалась на его "вечную готовность к веселью", когда требовалась сосредоточенность. Напряжение копилось, как пар под крышкой скороварки. Нежные слова сменялись колкими замечаниями, совместные ужины – тягостным молчанием. Их любовь, казавшаяся такой прочной на фоне ресторанного хаоса, начала трещать по швам, не выдержав груза усталости, ревности и разницы в амбициях. Расставание пришло не громким скандалом, а тихим осознанием: любовь в мире Per Se – это эфемерный десерт, воздушное суфле, которое неизбежно оседает и теряет форму под холодным дыханием реальности. Они остались коллегами, вежливыми и профессиональными, но огонь в их глазах погас, сменившись пеплом сожалений.

Часть Четвёртая: Лик безумия, или Вечер с господином Бруни

В анналах Per Se некоторые вечера вписывались не просто как успешные службы, а как события эпического масштаба. Одним из таких стал визит Господина Б. – как его осторожно обозначали в служебных записках. Все знали: под этой буквой скрывается сам Фрэнк Бруни, всесильный ресторанный критик The New York Times, чьё перо могло вознести ресторан на Олимп славы или низвергнуть в пучину забвения. Его визит был не просто ужином – это была инспекция высочайшего уровня, экзамен для всего коллектива.

Весть о его резервации (под вымышленным именем, разумеется) пронеслась по ресторану, как электрический разряд. Персонал мгновенно преобразился. Обычная, пусть и высокая, концентрация сменилась состоянием боевой готовности. Полы сияли так, что в них можно было утонуть взглядом. Каждая ложка прошла двойную полировку. Стекла бокалов сверкали без единого развода. Шеф-повар лично перепроверял каждую порцию, выходящую с его кухни. Сомелье тщательнейшим образом отобрал вина, сверяя температуру каждой бутылки. Метрдотель ходил по залу, как часовой на посту, его взгляд выискивал малейшую пылинку.

И судьба распорядилась так, что Господин Б. со своей спутницей (также тщательно замаскированной под обычную гостью) попали именно на станцию Фиби. Она почувствовала, как под безупречно отглаженной рубашкой и строгим жакетом капитана, кожа её покрылась холодным потом, а сердце забилось, как птица в клетке. Её станция стала эпицентром всеобщего внимания и напряжения. Каждое её движение отслеживалось десятками глаз коллег, готовых в любой миг прийти на помощь.

Подача блюд превратилась в высший пилотаж сервиса. Фиби двигалась с грацией и точностью швейцарского хронометра. Её объяснения были кратки, безупречны по содержанию и безукоризненны по тону. Она чувствовала на себе невидимый, но невероятно тяжёлый взгляд критика, оценивающий каждое слово, каждый жест. Команда работала как единый механизм: помощники появлялись и исчезали бесшумно, как тени; грязные приборы сменялись чистыми в мгновение ока; малейшая упавшая крошка тут же испарялась.

Кульминацией вечера стала подача сыра. Фиби подкатила к столу изысканную тележку с отборными экземплярами. Она остановилась перед редким Тарентэзом, сыром с острым, почти вызывающим ароматом и сложным вкусом. "Позвольте предложить вам, сударь, кусочек этого Тарентэза," – начала она свой заранее отрепетированный, но звучащий естественно монолог, описывая его историю, особенности выдержки, характерный вкусовой профиль с нотками трав и орехов. И тут его спутница, увлекшись рассказом (или вином), вдруг воскликнула: "О, Фрэнк, мы же писали об этом сыре в прошлом году, помнишь? Он был просто..." Она запнулась, осознав чудовищность своей ошибки. Рот её остался открытым, глаза расширились от ужаса. В воздухе повисла гробовая тишина. Казалось, даже звон бокалов замер. Фиби застыла, мысленно прощаясь со своей карьерой. Сам Бруни медленно повернул голову к своей спутнице, его лицо оставалось непроницаемым. А затем... раздался его тихий, но отчётливый смешок. Он покачал головой, больше с досадой, чем со злостью. "Да, дорогая, писали," – сухо произнёс он. Его взгляд встретился со взглядом Фиби. В его глазах не было гнева, лишь усталая ирония и... понимание? Он знал, что она знала. В этом миге – взгляда, длившегося всего секунду, – сконцентрировалась вся сюрреалистичная суть их мира: тщательно продуманный спектакль, где все играли роли, все знали правила, и где маска неожиданно упала, обнажив абсурдную игру в кошки-мышки, ставкой в которой были не просто звёзды, но судьбы и репутации. Фиби, собрав всю свою волю, продолжила сервировку сыров, но внутри у неё бушевал ураган из облегчения, смеха и глубочайшего изумления перед этим цирком, называемым высокой гастрономией.

Часть Пятая: Прощание с Вальгаллой, или Итоги пира

Год в Per Se пролетел с быстротой бешеной смены в "субботу банкетную", но одновременно растянулся, как вечность, наполненная до краёв эмоциями, усталостью, триумфами и разочарованиями. Фиби Дамрош, переступив порог ресторана в последний раз уже не как капитан, а как бывшая сотрудница, ощутила странную смесь освобождения и ностальгической тоски. Она выходила другим человеком: закалённой, уверенной в своих силах, научившейся читать людей как открытую книгу, но и пресыщенной этой искусственной роскошью, этой вечной погоней за совершенством, которое так хрупко. Тело её помнило каждое движение, каждую отработанную до автоматизма процедуру, но душа жаждала простоты, тишины, свободы от бесконечного церемониала.

В финальные дня она часто ловила себя на том, что смотрит на привычные вещи иначе. Зеркало в гардеробной отражало не просто уставшее лицо, а лицо человека, прошедшего посвящение. Она вспоминала не только громкие события, но и мелочи: шёпот коллег перед открытием, запах family meal – сытного, простого ужина для "своих", теплоту редких моментов единения команды перед лицом общего "врага" – капризного гостя или адской нагрузки. Вспоминала Андре – их страсть, их ссоры, их тихий финал. Горечь осталась, но и благодарность за те уроки, что он ей преподал – и о винах, и о жизни.

И конечно, всплывали в памяти те самые "секреты подслушивающего официанта", которые она мысленно адресовала всем будущим гостям дорогих ресторанов: "Не допытывайтесь, дорогой гость, чем официант мечтает заняться в жизни," – думала она, глядя на своё отражение. – "Ибо в эту минуту он мечтает лишь об одном – о горизонтальной поверхности и десяти часах беспробудного сна." Или: "Не посылайте блюдо обратно на кухню со словами 'мне не понравилось', если вы уже съели больше половины. Это, простите, не критика, а бесстыдство." Она размышляла о месте женщин в этой брутальной индустрии, о их тихой, ежедневной борьбе за уважение, за право стоять наравне с мужчинами у стола, ведущего в гастрономический Эдем.

Per Se стал для неё не просто работой. Это была одновременно и тюрьма строжайших правил, и храм, где поклонялись Красоте Вкуса и Безупречности Формы. Он научил её видеть поэзию в идеально очищенном стручке гороха, скульптурность в композиции тарелки, музыку в тишине между блюдами. Но он же показал и жестокую изнанку: цену улыбки, проданной за чаевые, изнурение тела и души, цинизм, прикрытый белыми перчатками. Она больше не была частью этого механизма. Но частицы этого мира – запахи, звуки, ощущения, уроки – въелись в неё навсегда, как въедается запах дорогого трюфеля в кожу рук, не выветриваясь годами.

Эпилог: Послевкусие (Пространное Размышление)

И вот книга закрыта. Последняя страница перевёрнута. Читатель, подобно гостю, отведавшему изысканный, многосоставный ужин degustation, остаётся наедине с послевкусием. Оно сложное, многогранное, долгое. На языке ещё ощущается сладость маленьких побед Фиби – её восхождения по карьерной лестнице, её мастерства, её умения превратить каприз гостя в изящный перформанс. Но тут же проступает и горчинка – горечь несправедливости, усталости, разбитых иллюзий и несбывшейся любви. Кислинка абсурдных ситуаций, в которые ставит людей мир высокой кухни. И пряная острота человеческих характеров, колоритных, ярких, порой нелепых, порой отталкивающих, но всегда живых.

И главное осознание, которое остаётся, подобно терпкому, выдержанному сыру на сырной тарелке души: самая изысканная сервировка, самое безупречное обслуживание, самые дорогие ингредиенты – лишь фасад. За ними стоят люди. Со своими мечтами и разочарованиями, усталостью и юмором, борьбой и смирением. Их улыбки – это тоже высокое искусство, требующее не меньшего мастерства, чем приготовление соуса демиглас. Их жизнь, их истории, их пот и слёзы – вот истинное, сложносочинённое блюдо, которое подаётся нам, гостям, не на фарфоровой тарелке, а на холодных страницах мемуаров. И Фиби Дамрош сумела подать это блюдо с честностью, иронией и редкой проницательностью, оставив после себя не просто рассказ о ресторане, а глубокий, насыщенный вкусами и запахами портрет целого мира. Мира, где роскошь и изнанка неразделимы, как вино и сыр. И это послевкусие – смешанное, глубокое, запоминающееся – остаётся с нами надолго.

Семь сакральных истин для храмов гастрономии, жаждущих покорять искушённые сердца и кошельки. 

Ⅰ. Урок Безупречности: Дисциплина как дыхание

«Салфетка, упавшая беззвучно, — симфония; ложка под углом 45° — сонет» 15.
Персонал Per Se проходил посвящение, сравнимое с тренировкой самураев. Фиби учила вес каждого прибора, температуру подачи вин, биографию фермера, вырастившего морковь. Стандарты здесь — не правила, а религия:

• Тарелка ставится бесшумно, как перо падает на бархат;
• Взгляд официанта читает гостя: морщину недовольства, жест нетерпения, блеск восторга;
• «Семейные ужины» (family meal) — ритуал сплочения, где рождается дух братства перед лицом капризных гостей 1315.
  Без фанатизма к деталям — вы лишь кормите людей. Не возвышаете их.

Ⅱ. Урок Всевидения: Искусство подслушивать

«Настоящий официант слышит не слова, а тиканье мыслей за столиком» 13.
Фиби превратилась в «подслушивающего официанта», улавливающего намёки, как охотник — след зверя. Её секреты:

• Если гость шепчет «Я ненавижу розмарин» — блюдо корректируется без его просьбы;
• Если дегустатор вина морщится — ему тут же предлагают альтернативу;
• Плюшевый мишка дамы получил стул и салфетку, ибо истинная роскошь — исполнять даже бредовые капризы без тени иронии 15.
  В элитном ресторане гость должен чувствовать: его душа прочитана как открытая книга.

Ⅲ. Урок Иерархии: Теневая война за кулисами

«Сомелье купаются в золоте чаевых, повара стонут у плит, а женщины-капитаны — единороги в мире мужчин» 13.
Книга обнажает язвы системы:

• Сомелье получали $500 за бутылку шато; повара — гроши за 16-часовые смены;
• Фиби, единственная женщина-капитан, ловила взгляды, говорящие: «Девчонка, куда тебе?»;
• Помощники официантов влачили жалкое существование, хотя от их скорости зависел успех службы.
  Ресторан высшей лиги обязан уравнять в правах кухню, зал и женщин. Иначе рухнет, подточенный завистью.

Ⅳ. Урок Театра: Где гость — всегда Гамлет

«Подача блюда — монолог из Шекспира. Испортить его — святотатство» 15.
Каждый вечер в Per Se — спектакль с девятью актами. Фиби как капитан:

• Для влюблённой пары замедляла темп подачи, давая шептаться меж блюд;
• Для бизнесмена — ускоряла до темпа аллегро;
• Для одинокой дамы — становилась «тихим другом», чьи вопросы звучали как забота, не допрос.
  Персонал должен быть труппой актёров, где метрдотель — режиссёр, а шеф-повар — драматург.

Ⅴ. Урок Кризиса: Когда приходит Бруни

«Визит критика — как явление Мефистофеля. Весь зал замер в молитвенном трепете» 13.
История с Фрэнком Бруни (The New York Times) — учебник по управлению хаосом:

• Полы натирали до зеркального блеска;
• Температуру каждого вина проверяли трижды;
• Фиби, подавая сыр, превратила описание в поэму, но спутница критика провалила маскировку, воскликнув: «Фрэнк, мы же писали про этот сыр!».
  Спасло лишь то, что команда работала как швейцарский хронометр. Безупречность — единственный щит от позора.

Ⅵ. Урок Любви: Роман меж бокалов — яд или нектар?

«Страсть на кухне после полуночи пьянит сильнее бургундского... но оставляет послевкусие пепла» 13.
Роман Фиби с сомелье Андре показал двойную природу отношений в зале:

• Их объединяли общие победы: смех над капризными гостями, бокал вина на кухне в 3 часа ночи;
• Их разрушали амбиции: её рост как капитана, его ревность к её успеху;
• Итог: «Любовь в Per Se — суфле, которое опадает под холодным взглядом реальности».
  Запрещать романы персонала — бессмысленно. Но мудрый управляющий знает: они — как трюфельное масло. Капля — аромат, ложка — яд.

Ⅶ. Урок Истины: Роскошь — маска. Человечность — суть

«Улыбка официанта — искусство, требующее большего мастерства, чем фламбирование» 15.
Фиби ушла из Per Se, осознав главное:

• Гости платят не за трюфели, а за иллюзию, что они — единственные в зале;
• Персонал — не роботы, а люди с мечтами «о десяти часах сна»;
• Совет гостям: «Не отставляйте блюдо, съев половину. Это не критика, а подлость» 13.
  Ресторан высокой кухни обязан помнить: даже бриллианты меркнут без тепла человечности.

Заключение: Послевкусие вечности

«Per Se был для Фиби тюрьмой правил и храмом вкуса. Но выше звёзд Мишлен — лишь звёзды в глазах гостя» 13.
Семь уроков — не инструкция. Это исповедь о мире, где роскошь и пот — близнецы. Ресторану, жаждущему величия, нужны:

• Дисциплина, превращающая сервис в поэзию;
• Эмпатия, читающая желания гостей;
• Справедливость, уравнивающая права всех, от посудомойки до сомелье;
• Театральность, где гость — центр вселенной;
• Готовность к кризисам как к битве при Ватерлоо;
• Мудрость в любви персонала;
• Человечность — единственный ингредиент, который не купить за деньги.

 «Сервис включен» — не просто мемуары. Это Библия для тех, кто верит, что ресторан может быть искусством. 

 Книга «Service Included: Four-Star Secrets of an Eavesdropping Waiter» (в русском переводе — «Сервис включён») Фиби Дамрош получила значительное признание в литературных и кулинарных кругах. Вот ключевые регалии книги и автора. Награды и признание книги – значительны. Номинация в списке 100 Notable Books of 2007 по версии The New York Times. Книга была включена в престижный ежегодный список выдающихся произведений года, что подчеркивает её литературную ценность и культурное влияние. «Еда соблазнительна, но за столом Дамрош вас удерживает её писательский стиль». The Week включил книгу в подборку лучших произведений о еде и ресторанной культуре. Фиби Дамрош - выпускница Барнард-колледжа (Columbia University) и магистр изящных искусств (M.F.A.) Sarah Lawrence College. Её дебютная книга стала бестселлером, закрепив за ней место среди заметных авторов жанра кулинарных мемуаров.